Дзен как свобода

Татьяна Григорьева, доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН

Ныне, чем больше говорят о свободе, тем меньше ее становится, хотя пришло ее время: без свободы ничто состояться не может, ни отдельный человек, ни жизнь во Вселенной. Тем не менее именно свобода не дается человеку. Не потому ли, что ее ищут не там, не в себе, а извне, она же рождается изнутри? В чем же причина неуловимости свободы? Ответ был дан более 2000 лет назад: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32). Но с тех пор человек не столько познавал Истину, сколько самоутверждался, возомнив себя истиной в последней инстанции, «мерой вещей». Сама же «мера» не есть Истина, а лишь путь к ней, если это та «мера», соблюдая которую душа пребывает в равновесии и доходит до «полноты», писал святой Августин. В своей «Исповеди» он утверждал: «Я нашел, что под моей изменчивой мыслью есть неизменная, настоящая и вечная истина». Что же мешает стремиться к вечной Истине? «Почему же истина возбуждает против себя ненависть, и человек Твой, проповедующий истину, делается врагом людей? Не потому ли, что они сначала избирают для себя любимый предмет, а потом желают, чтобы их любимый предмет был истиною... Они ненавидят истину из-за того предмета, который любят вместо истины... В наказание за это он сам не может скрыться от истины, а истина скрывается от него».

Человек отпал от Бога, и время вслед за ним отпало от вечности, стало неуправляемым, превратилось в стихию.

Что следует из этой всеобъемлющей мысли святого? Во-первых, что часть подменила Целое, но «всякая часть, которая не согласуется с целым, безобразна», человек же «прилепляется к одной части, к мнимому единству». В примечаниях к «Исповеди» уточняется мысль Августина: Бог «привел все к единому порядку»; этот порядок и делает из мира «единое целое» — universitas. Эту целостность человек «разрывает», предпочтя ей, из личной гордости и личных симпатий, «одну часть», «мнимое единство»; он, таким образом, ставит «часть» выше «целого»; достоинством, принадлежащим «целому» — universitati, — он облекает «часть». Во-вторых, — и это никак не дается сознанию непросветленного, частичного человека, ибо недоступно проверке в опыте, — Истина не может не состояться, не быть, признает ее человек или нет, ибо задана изначально.

Истина есть Целое, значит, человек, отпавший от Истины, отпал от себя. Отпав от себя, отторгся Бытием — за ненадобностью. Освобожденный от Бытия, предоставленный самому себе человек возомнил себя свободным от всяких моральных обязательств, кроме обязательства обогащения, не замечая, что при этом из жизни ушло нечто самое ценное, что и делало его человеком.

Можно говорить о психологии «части» у подавляющего большинства (в прямом и в переносном смысле), чье видение искажено по причине незнания (буддийская авидья — помраченное сознание, которое ложное, кажущееся принимает за истинное). Но в начале XXI века это неведение, непонимание происходящего угрожает существованию людей. Можно сказать, все конфликты, войны, иррациональное насилие, религиозные распри, все абсурдное в жизни происходит из-за этой искаженной меры, или искаженного сознания, поставившего часть на место Целого. Похоже, распалась не только «связь времен», но и связь пространств, сама Основа разошлась в разные стороны, и разверзлась бездна. «Бездна призывает бездну», — сказано в Псалмах.

Человек действительно мера вещей, по мере и воздается. Дробный человек дробит действительность, низводит мир в низшие сферы вопреки человеческому предназначению одухотворять сущее, соединять земное с небесным. Отпав от Бога, человек отпал от себя, и все начало рассыпаться. Потому и заговорили о необходимости нового мышления, которое только и может спасти мир от окончательной гибели. Прошло более полувека с тех пор, как прозвучал этот призыв в известном «Манифесте» Рассела-Эйнштейна, но опасность уничтожения еще более возросла. То, что происходит в нашем безумном мире, подтвердило опасения ученых.

Сознание не изменилось, продолжает господствовать психология части. Но часть обречена на зависимость — от власти, от себя, от других, от времени. Ощущение убывающего времени, видимо, идет от греческого представления о замкнутом пространстве — «Путь вверх-вниз один и тот же», скажет Гераклит, мудрейший из греков. Греческий ум поставил пределы Бытию, в отличие от китайского Великого Предела-Тайцзи — беспредельного. Время сжалось, уплотнилось, как дробь. Кто бы мог подумать, что вызывающий благоговение «миг» ополчится на человека? Но изменилось не время, а человек отпал от Бога, и время вслед за ним отпало от вечности, стало неуправляемым, превратилось в стихию. Всякая же стихия разрушительна. На скорости все теряет себя — «Отмирает способность мыслить, уступая способности видеть, слышать, обонять, осязать», пишет норвежский антрополог Томас Эриксен. Если отпала от ума душа, человек теряет ориентиры. Всякая односторонность — чувство или разум, — теряя связь с Целым, назови его Дао, Логосом, Духом, — саморазрушается. Время тиранит человека, потому что нынешний человек не способен сопротивляться ему. И чем больше гонится человек за временем, тем меньше его остается. Времясберегающие технологии, утверждает Эриксен, приводят к обратным результатам. Срочные дела не позволяют делать главное. Не оттого ли время восстало на человека, что и его обезличили? Не человек распоряжается временем, а время распоряжается человеком. Таков результат борьбы с собственными измышлениями.

Природа Будды не знает делений, одно не противопоставляется другому: не «то или это», а «это есть то», одно в другом.

Буддисты признают единственный вид борьбы — с невежеством, незнанием законов Бытия. Другие виды борьбы — за свободу слова, за права личности, за конституцию — необходимы, чтобы как-то сдерживать насилие и называть вещи своими именами, но они не могут дать свободы. Темное сознание превращает завоевания человечества в темную силу. Зло не уменьшилось: наш мир показывает это. Значит, что-то нужно менять в самом человеке, чтобы он, уничтожая других, не уничтожил заодно и себя уже навечно.

Неудивительно, что те, кто способен понимать происходящее, ищут ответ в мудрости древних, которые, по словам Платона, были умнее нас, ибо за множеством видели Единое. Отсюда интерес и к восточным учениям, к буддийской модели непротивостояния, недвойственности (санскритское адвайта, японское фуни). Природа Будды не знает делений, одно не противопоставляется другому: не «то или это», а «это есть то», одно в другом. Все обладает природой «как бы двойного бытия»: одновременно прерывно, точечно и непрерывно, волнообразно. На это свойство мышления обращал внимание русский буддолог Ю.Н. Рерих. Оба структурообразующих начала, «прерывное», корпускулярное, и «непрерывное», линейное, присутствуют в буддизме Махаяны. «Они комплементарны, присущи одному и тому же явлению. Сознание — это мгновенное проявление океана бессознательного, притом что в каждом моменте присутствует весь временной ряд — прошлое, настоящее, будущее». Каждое мгновение-кшана есть сжатая Вселенная и сжатая вечность. Время и пространство недуальны, присутствуют друг в друге. Если на уровне сансары время и пространство имеют относительный смысл, то в Нирване, для пробужденного сознания, пространство исчезает, становится Пустотой-Шунья, а время — отсутствием времени или вечностью.

Противостояние — плод помраченного сознания, которое можно очистить, следуя правильному Пути. В буддизме это постепенный, «восьмеричный» Путь или мгновенный, дзенский, но суть одна — очищение сознания. Борьбу за сносные условия жизни буддисты назвали бы упая — временное средство, подспорье, которое само по себе может способствовать свободе, но не реализовать ее. Свобода не подвластна силе и не даруется свыше. Она «добытийна» и приходит, когда человек созрел для нее. «Познание Божества предполагает прохождение через катастрофу сознания, через духовное озарение, изменяющее самую природу разума. Просветленный, озаренный разум есть уже иной разум, не разум мира сего и века сего. Божество имманентно просветленному, озаренному, духовно-целостному разуму». И если бы я не прочла это в «Философии свободного духа» Бердяева, то сочла бы за высказывание дзенского мастера, притом что Бердяев не знал Дзен. Не есть ли это подтверждение действительно неизменной Истины, которая является проницательным умам, духовным людям в разное время, в разном пространстве именно потому, что она извечна? Одни могут называть ее познанием Божества, другие — разумом Будды, но суть одна. Для буддистов это Просветление или Праджня, вселенская Мудрость. Ее оборотная сторона — вселенское Сострадание, Махакаруна. Знание — путь к Мудрости, но не сама Мудрость, которая милосердна, потому что всеобща, не избирательна. Она освобождает ум от всякой зависимости, в том числе и логической, когда предыдущее обуславливает последующее, образуя линейный причинно-следственный ряд, за который не принято заходить. Мы так привыкли к этому порядку, что не отдаем себе отчета в том, что логика — допущение ума. Она может облегчать устройство тварного мира и взаимопонимание людей, но может с таким же успехом разрушать его (как это делали фашистские лидеры). Однако горизонтальное мышление ничего не меняет по существу, лишь накапливает то, что уже есть. Качественное изменение, преображение души предполагает вертикальную связь с Богом, с Духом Святым, с Дао.

Для Дзен осознание сущего есть Озарение-Сатори. К.Г. Юнг, проникший в тайны восточного мышления, приводит описание Сатори, данное японским профессором, приверженцем школы Сото: «Освободив себя от ложного понимания ЧЯ“, мы должны пробудить нашу внутреннюю мудрость, чистую и священную, называемую мастерами Дзен Умом Будды, или Бодхи, или Праджня. Это священный свет, внутренний рай, ключ ко всем моральным сокровищам, источник всех влияний и власти, обитель доброты, справедливости, симпатии, беспристрастной любви, человечности и милосердия, мера всех вещей. Когда эта внутренняя мудрость пробудится, мы способны осознать, что каждый из нас идентичен в духе, в сущности, в природе с универсальной жизнью или Буддой... что жизнь вовсе не океан страданий... но священный храм Будды, Чистая Земля, где каждый может наслаждаться блаженством Нирваны». Вот так последователь Дзен описывает сущность Просветления. С точки зрения Юнга, расхождения с любой христианской книгой благочестия здесь самые незначительные.

Согласно Дзен, мир можно уподобить кругу, центр которого везде, поскольку у него нет окружности. Потому Дзен всегда держится непосредственного опыта, он отказывается подчиняться какой-либо системе философии.

В единичном проявляет себя Единое, или множество на низшем уровне предполагает единство на высшем. Но это все тот же мир — сансара и есть Нирвана: «Одно во Всем и Все в Одном». Когда это понято в полной мере, есть место для творческого гения, уверяет Д.Т. Судзуки (1870–1966), сделавший Дзен достоянием Запада. Согласно Дзен, мир «можно уподобить кругу, центр которого везде, поскольку у него нет окружности». Потому «Дзен всегда держится непосредственного опыта, он отказывается подчиняться какой-либо системе философии».

О том, насколько органично такое восприятие мира сознанию японцев, свидетельствуют все традиционные формы искусств. Столь же органична приверженность Истине-Макото, которую с древних времен японцы отождествляли с потаенной Красотой-Би, сущностью мира. При нелинейности или сингулярности все сохраняет свою душу-ко-коро, что и делает каждую вещь независимой, неповторимой, приобщая ее к единому сердцу Вселенной, иссин. Независимость не только друг от друга, от построений ума, но и от времени и пространства. То, что возникло в древности, живет в Японии поныне: поэзия танка, хокку, театры Но и Кабуки, живопись тушью по рисовой бумаге суми-е. И не случайно традиционное искусство японцев воспринимается другими народами как рожденное у себя, из одного истока.

Закон недвойственности, непротивостояния не мог не сказаться и на религиозном чувстве. Можно вспомнить японского христианина Утимура Кандзо (1861–1930), который во главу угла ставит Истину-Синри (к иероглифу синмакото добавляется иероглиф ри; китайский ли — закон Единого, явленного в единичном). «Извечно существует потребность в Истине. В наши дни ни наука, ни философия не отражают Истину. Истина — это то, что пребывает на глубине, самая суть вещей, жизнь и свет человека. Люди честные, искренние могут увидеть ее прямо, без университетского или книжного знания. Трудно себе представить, как может сколь-нибудь долго просуществовать общество, пренебрегающее Истиной»; «Истина, как и Жизнь, труднопостижима, и оттого наш механический век усомнился и в Истине, и в Жизни, в силу их неопределенности. Истинное знание Жизни приходит через ее проживание. Скальпель и микроскоп дают представление лишь о ее механизме. Мы можем узнать Истину, пережив ее. Логика, педантизм лишь отдаляют от нее. Истина — Там, она светла и величественна, мы можем лишь пойти к Ней, Туда, от себя, а не звать ее к себе».

И в конце жизненного пути он говорит о том же: «Я ищу универсальную Истину повсюду, в своем доме, в размышлениях, в своей душе — не на конференциях, где мужчины и женщины собираются, чтобы обрести мудрость. Я ищу Истину, которая годилась бы для всех людей, высоких и низких, богатых и бедных, мудрых и немудрых. Ищу Чсвет, который светит каждому человеку“, независимо от расы, национальности, религии. Эта Истина столь глубока, что достигает центра Бытия. Ценность человеческой жизни заключается только в ней. Эта сокровенная Истина универсума сама себя обнаруживает, и каждый человек, находя ее в самом себе, становится универсальным, поднимаясь над собой и над миром».

Но это и есть Дзен! Неудивительно, если иметь в виду, что мысль японцев обращена в прошлое, где все уже пребывает в неявленном виде, время лишь вносит свои коррективы. Чувство Неизменного в изменчивом (фуэки-рюко) предопределило их образ мышления и Путь искусства. «Без Неизменного нет Основы, без изменчивого нет обновления», — подтверждает любимый не только в Японии поэт Мацуо Басё (1644–1694). Невидимое истинно-сущее всегда присутствует в том, что создавали японцы. Дзенский поэт XV века Иккю выразил это на одном дыхании:

Как чудесен божественный

Дух человека!

Заполняет весь мир,

Входит в каждую былинку.

Это и значит видеть вещи как есть, в их Татхате, Таковости, в их изначальной природе, которая у каждого своя и у всех Одна. Реальность невидимо присутствует, доступна просветленному уму, преодолевшему привязанность к себе вторичному, к майе, иллюзиям, которые человек постоянно плетет из своих мыслей и желаний. Потому и нужно избавиться от эго, которое все переворачивает на свой лад, превращает в фикцию. Так и будет вращаться непробужденный по замкнутому кругу, пока не увидит, что причина всех бед, с которыми он ведет бессмысленную борьбу, в нем самом, в его не-свободе. Этому и учит Дзен — схватить явление в его сущности, как есть (коно-мама). Дзенские мастера пишут картины суми-е тушью по рисовой бумаге мгновенно, не задумываясь над планом. Предельное доверие духу, полная искренность, спонтанность позволяют им одним-двумя штрихами передать душу предмета. Это и есть дар свободы: истинно свободный не навязывает себя другому.

Этому и учит Дзен — схватить явление в его сущности, как есть. Дзенские мастера пишут картины мгновенно, не задумываясь над планом. Предельное доверие духу, полная искренность, спонтанность позволяют им одним-двумя штрихами передать душу предмета. Это и есть дар свободы: истинно свободный не навязывает себя другому.

Судзуки называет чувство Таковости интуицией-праджней, а точнее, чувством в его глубинном смысле. Чувство в его полноте, которое японцы в древности назвали ёдзё. Оно пронизывает