Идеология русского радикализма. Дворянско-разночинский этап

Следовательно, необходимо новое, еще не испытанное средство, которое и впрямь могло бы сделать человечество свободным. И такое средство есть, оно возвещено Евангелием; это - непротивление злу насилием, неучастие в делах государства. Писатель призывает удерживаться от участия в каких бы то ни было правительственных делах, отказываться служить в армии, не принимать никакой службы, зависящей от правительства, и каждый день и всегда делать добро. Таким образом, для Толстого условием делания добра выступает отчуждение от государства, самоизоляция всех «честных людей» в ненасильственные сообщества, основанные на любви к ближнему.

Это и означало, по мнению Толстого, разрушение государства, составляющее цель христианства. Не того «ложного религиозного учения», которое под видом христианства исповедует церковь, а истинного, евангельского, совпадающего с тем, чему учили все мудрецы и святые люди мира - от браминов, Будды, Лао-цзы, Конфуция и Магомета до Сократа, Марка Аврелия, Руссо и Канта. «Вопрос теперь стоит, очевидно, так, - пишет Толстой, - одно из двух: или признать то, что мы не признаем никакого религиозно-нравственного учения и руководимся в устройстве нашей жизни одной властью сильного, или то, что все наши, насилием собираемые, подати, судебные и полицейские учреждения и, главное, войска должны быть уничтожены». Переосмысленное с этих позиций толстовское христианство оказывалось в непримиримом противоречии с церковным вероучением, с догматами официального православия. Своей анархической сущностью оно привлекало умы низовой, простонародной оппозиции, все более и более разрастаясь в широкое сектантско-политизированное движение.

6. От общины к коммуне: П.Н.Ткачев (1844-1885). То чего больше всего опасался Бакунин, а именно огосударствления революционной партии, напротив, признавал обязательной нормой всякой «истинной революции» Ткачев, равно отвергавший и тактику лавризма, и тактику анархизма.

Разбирая статью Лаврова «Наша программа» (1873), он с резким осуждением выделяет в ней два пункта. Первый - против «навязывания народу революционных идей». «Будущий строй русского общества, - отмечалось в статье, - осуществлению которого мы решились содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые». Ткачев выражает удивление по поводу непонимания «человеком другого поколения» той очевидной истины, что если большинство осознает свои потребности, тогда оно найдет и мирные способы их удовлетворения. Ему не нужно будет прибегать к насильственному перевороту. «Значит, ваша революция, - упрекает он Лаврова, — есть не иное что, как утопический путь мирного прогресса. Вы обманываете себя и читателей, заменяя слово прогресс словом революция. Ведь это шулерство, ведь это подтасовка».

Еще большее раздражение Ткачева вызывает второй пункт программы: «Революций искусственно вызвать нельзя, потому что они суть продукты не личной воли, не деятельности небольшой группы, но целого ряда сложных исторических процессов». Ткачев решительно становится на точку зрения революционизирующейроли «меньшинства», т.е. воинствующей партии, группировки. Революция, на его взгляд, тем и отличается от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а второй - большинство. «Насильственная революция, - пишет Ткачев, - тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание, когда оно старается довести глухое и постоянно присущее народу чувство недовольства своим положением до взрыва». Ждать же, пока он осознает свои потребности, значит обрекать его на страдания и муки, как раз и мешающие ему возвыситься до понимания своих целей. Всякий другой подход «служит... интересам III Отделения», т.е. царской охранки, ядовито замечает Ткачев. Революционер не может, видя деспотизм и произвол самодержавия, внушать народу: «потерпите, не бросайтесь в борьбу, сначала научитесь, перевоспитайте себя». Он обязан всегда, в любой момент, «призвать народ к восстанию», не ждать, подобно «философу-филистеру», «пока течение исторических событий само укажет минуту», а выбирать и устанавливать ее сам, признавая «народ всегда готовым к революции».

Таким образом, революция есть порождение волюнтаристских действий «революционной партии», «меньшинства», которое принимает на себя и общее руководство всеми пореволюционными процессами.

Последнее положение Ткачева прямо направлено против бакунинской абсолютизации анархии. Ход его рассуждений в следующем. Анархия, т.е. безвластие, несомненно, составляет «желательный «идеал» отдаленного будущего. Но в ней открывается только одна и к тому же «совсем не существенная» его сторона. Для воплощения анархии необходимо прежде всего установление общественного равенства. Пока же «существует неравенство хотя в какой-нибудь сфере человеческих отношений, до тех пор будет существовать власть». Общественное равенство не достигается одним свержением деспотического режима. Это лишь первая часть революционного акта, который меньшинство совершает с помощью народного бунта, причем «участие народа в революции должно быть тем больше, чем большее количество революционных элементов он в себе содержит». Вторая часть, более сложная, заключается в изменении наличных условий общественного быта, а также преобразовании природы человека, перевоспитании его. Столь сложную задачу могут осуществить только люди, «воплощающие в себе лучшие умственные и нравственные силы общества», т.е. все то же меньшинство, революционеры. Но теперь их власть не может быть «чисто нравственной»; они должны «овладеть правительственной властью и превратить данное, консервативное государство в государство революционное». Собственно, с этого момента начинается подлинная революция, ведущая к установлению общественного равенства и братства, на которых утвердится будущая анархия.

Ткачев разделяет деятельность революционного государства на два этапа: революционно-разрушительный и революционно-устроительный. Сущность первого этапа - борьба, насилие. Успех борьбы зависит от строгой централизации власти и бескомпромиссности ее политики. Опираясь на материальную силу, она «уничтожает консервативные и реакционные элементы общества» и все те учреждения, которые препятствуют развитию нового общественного строя. Одновременно революционное государство окружает «себя органами народного представительства, Народной Думы», и санкционирует «их волей свою реформаторскую деятельность», которая выдвигается на первый план во втором периоде. Реформы должны отличаться постепенностью и охватывать все экономические, политические и юридические отношения, выражаясь, во-первых, в преобразовании старой крестьянской общины, «основанной на принципе временного, частного владения», в общину-коммуну с общим, совместным трудом и общими, экспроприированными у частных лиц орудиями производства, во-вторых, установлении прямого обмена и распределения продуктов на уравнительных началах, в-третьих, налаживании системы «одинакового, интегрального воспитания» с целью «устранения физического, умственного и нравственного неравенства», в-четвертых, уничтожении существующей семьи, закрепляющей принцип «подчиненности женщины, рабства детей и эгоистического произвола мужчин» и, наконец, в-пятых, «в развитии общинного самоуправления и в постепенном ослаблении и упразднении центральных Функций государственной власти».

Из программы Ткачева видно, что «отмирание» государства он относит к отдаленной перспективе, обусловливая ее реальность исключительно политической волей революционного меньшинства. В этом пункте он всего ближе подходит к идеологии марксизма, становясь в некотором роде предшественником Ленина.

Список литературы

Замалеев А.Ф. Учебник русской политологии. СПб. 2002.